Доклад игумена Петра (Пиголя) на Международных Рождественских образовательных чтениях, 2013 г.
Глубокая внутренняя связь существует между святыми, водимыми единым Духом Святым и мыслящими единым общецерковным умом. Тем более живой преемственностью связаны исихасты, поскольку одной из их главных традиций является старчество, духовное руководство, передача духовных знаний и аскетического опыта непосредственно от наставника ученикам. Ученики желают подражать подвигам своего старца и воспринимают его учение — так возникают монашеские общины, синодии, круг сподвижников, духовная школа, традиции которой воспринимают новые поколения, в том числе через книги, письменное предание, изучение наследия своих наставников, их учителей и предшественников.
В своем докладе я хочу проследить влияние личности и учения преподобного Григория Синаита и исихастов его духовного круга на развитие исихазма на Руси/в России, русскими подвижниками (что обычно не совсем верно обозначают выражением «русский исихазм»). Забегая вперед, скажу, что для русских аскетов связи с афоно-византийскими исихастами заключались не только в «заочном» знакомстве с их деятельностью, в изучении и применении их наследия, но и в более тесных личных контактах, непосредственном общении и преемстве, в реальном сотрудничестве при беседе «усты ко устом» (3 Ин. 1, 14).
Когда мы размышляем об исихазме русских подвижников, то представляются в первую очередь две выдающиеся фигуры — преподобные Сергий Радонежский и Нил Сорский, святые XIV—XV веков. Но исихазм, исихия, священное безмолвие как аскетическое молитвенное внутреннее делание, направленное на достижение христианского совершенства и обожения, безусловно, практиковалось на Руси с начала усвоения ею православия, святоотеческих традиций, перенятых у ближневосточного и афонского монашества. Исследователи отмечают, что русское подвижничество, развиваясь, «в своем учении и методах» всегда следовало принципам исихазма [18, с. 444; см.: 19, с. 61—62], или, как говорится в книгах на славянском языке, «безмолвия», «делания сердечного», «мысленного, умного делания». Подлинными исихастами были афонский выученик преподобный Антоний Печерский, преподобный Феодосий и их сподвижники. Cвятые русской земли, по словам монаха Климента (Леонтьева), ученики и последователи подвижников византийских [см.: 8, с. 152]. На родной почве они (сообразно с местными условиями и особенностями исторического развития и «психического характера» своей нации) в полноте раскрыли учение исихазма, аскетико-мистическое предание Церкви.
Кресты с исихастской «звездой» на куполах храмов Русского Афонского Свято-Пантелеимонова монастыря
Традиции исихазма на Русь приходили с Православного Востока, поэтому они, усвоенные школой преподобного Сергия и другими подвижниками, процвели на русской почве и принесли многие плоды в XIV — начале XV века, именно в ту эпоху, когда в странах византийской культуры шло религиозно-культурное Православное Возрождение. В трудное время вражеских завоеваний и внутриполитических неурядиц в христианском обществе наблюдался духовный подъем. Идеи исихазма с его стремлением к благодатному преображению человеческой личности влияли на политику и многие стороны общественной жизни, способствовали укреплению православия и расцвету христианской культуры. Зачинателем и «вождем» широко развившегося исихастского движения, из монашеского святогорского превратившегося в общеправославное, наднациональное, выступил преподобный Григорий Синаит.
Икона преподобного Григория Синаита современной работы
Святой родился около 1268 года в Малой Азии, монашеский постриг принял на Синаe, в монастыре святой великомученицы Екатерины. В этом известнейшем центре православной духовности преподобный Григорий прошел аскетическую школу очищения от греховных страстей путем покаяния, послушания, воздержания, воспитания смирения. Неуклонно участвовал он в богослужебной жизни и таинствах церковных, занимался усердно изучением Священного Писания, переписыванием святоотеческих творений, совмещая эти занятия с выполнением трудовых послушаний. В Синайском монастыре преподобный
Монастырь святой великомученицы Екатерины. Синай
Григорий глубоко воспринял святоотеческое аскетическое учение, с том числе систему святого Иоанна Лествичника, что сильно повлияло на формирование его собственной исихастской системы, указывающей путь к созерцанию и обожению через очищение от греховных страстей посредством деятельной добродетели и умно-сердечной молитвы.
В дальнейшем подвижник обрел наставника во внутреннем делании, которым и занялся по преимуществу, усвоив деятельную умную молитву. Важным жизненным этапом для него стало пребывание на Афоне.
Святая Гора Афон
Поселившись близ скита Магула (иначе исихастирий монаха Саввы Халда), где издавна жили аскеты-безмолвники, преподобный Григорий углубился во внутреннее делание, в трезвение с умно-сердечной молитвой Иисусовой, «восходя к созерцанию». В житии святого говорится, что он достиг высших ступеней богообщения. Вокруг преподобного собрались ученики, привлеченные его благодатным устроением и «высотою учительского дарования» [27, c. 33, 40]. Пустынники и общежительные монахи равно обращались к нему с вопросами о пути духовно-нравственного совершенствования и молитвенном делании.
Преподобный Григорий наставлял, что «память Божия, умная молитва выше всех деланий», основа деланий, «глава добродетелей» [7, с. 223]: «Отклонившийся и удалившийся от Бога ум всюду водится, как пленник, и не может установиться иначе, как если не подчинится Богу, не поставит себя в зависимость от Него, не соединится с Ним радостно и если не будет часто и напряженно Ему молиться… Когда в сердце наступит действие молитвы, тогда оно совершенно удержит ум около себя, обрадует его и не допустит до пленения» [5, с. 115]. «Будем заботиться только об одном — чтобы иметь совершающимся в сердце действие молитвы, согревающее и радующее ум и воспламеняющее душу к невыразимой любви Бога и людей» — вот одно из самых важный наставлений преподобного Григория [5, с. 88].
В житии преподобного Григория Синаита говорится, что он пустился в странствия в поисках удобного места для столь желаемой им безмолвной жизни с ближайшими учениками. (Тем более что Афон, как и другие места Греции и Балкан, страдал от «нашествий иноплеменников».) Но лишь только преподобный Григорий поселился в одном из труднодоступных мест Фракии, в Парории, как вокруг него вновь собрались многочисленные последователи. Устроилось несколько исихастских обителей.
Проповедь исихазма, которую вел святой Григорий во время путешествий, и руководство братией основанных им обителей были его главным учительским и старческим служением. В дальнейшем его последователи также основывали монашеские поселения (разных форм организации (общежительные, скитские идиоритмические), но с общим стремлением к молитвенной жизни). Эти обители становились центрами просвещения, духовными школами подвижничества, молитвы, образцами устроения жизни на основе внутреннего делания и исихастского образа мышления. Так, Парорийскую пустынь называли «духовной мастерской» [27, с. 70], поскольку ученики Синаита достигали там высокой степени совершенства. Ученики учеников, переселяясь в другие места, в свою очередь полагали начало новым монашеским центрам. От учителя к ученикам непосредственно, а также и через письменное предание, духовно-культурное наследие передавалась исихастская традиция.
Преподобный Григорий стремился наставлять своих последователей принципам богоугодной жизни и внутреннего делания. Наставления преподобного Григория Синаита, изложенные в его творениях, для православных аскетов разных эпох и национальностей являлись и являются действенным руководством. «Он наилучшим и совершеннейшим образом вводит в тайны искусства умной и внутренней молитвы, показывает страсти и чистые нравственные добродетели», по словам учеников святого [5, с. 5]. Преподобный Григорий возродил древние аскетические традиции, распространил практику внутреннего делания как важнейший метод духовного совершенствования и тем положил начало исихастскому движению.
После кончины преподобного Григория Синаита, наступившей в 1346 году, продолжателями и выразителями исихастских преданий стали его ученики и ученики учеников, стремившиеся к единой цели — к «чистой добродетели». Некоторые духовные последователи Синаита были очень известны и прославлены еще при своей жизни и теперь почитаются как великие светильники православного мира.
Таков святитель Григорий Палама, «теоретик исихии», защитник священнобезмолвствующих. В его трудах и проповеди содержалось «дальнейшее развитие учения святого Григория Синаита» [1, с. 138]. Палама раскрыл учение Церкви о благодатном обожении. С богословскими трудами святого Григория Паламы и с архипастырской, святительской деятельностью ближайшего ученика Синаита Патриарха Каллиста I преимущественно связана победа исихастов в так называемых «исихастских спорах» середины XIV века. Они велись с варлаамитами — сторонниками рационалистического гуманизма, которые понимали богопознание, обожение не как реальную возможность, факт духовной жизни, а лишь интеллектуально-метафорически. Важнейшее для духовного опыта исихастов явление Фаворского света — «один из образов явления и раскрытия Бога в мире» — рационалисты считали только символом, «иллюзорно-психическим феноменом» [31, с. 192, 194]. Тем самым они, как сказано в одном из исихастских документов, подрывали «всецелость Божественной приобщаемости, уничтожая вместе с тем великую тайну возрождения нашего усыновления» [32, с. 362].
Плоть «мы получили не для того, чтобы убить себя, умерщвляя всякую деятельность тела и всякую силу души, но чтобы отбросить всякое низкое желание и действие… У бесстрастных людей страстная часть души постоянно живет и действует ко благу, и они ее не умерщвляют» — так утверждает святитель Григорий Палама [цит. по: 20, с. 81]. Страстные силы души должны не убиваться, а преображаться, освящаться благодатью Божией. Следовательно, исихастская практика направлена на активное внутреннее совершенствование, достижение «безмолвия страстей» и созидательную работу при помощи Божией в соответствии с целью христианской жизни.
Не удивительно, что при таком богословском обосновании приверженцы исихазма не только пребывали в молитвенном уединении, но и вели широкое практическое служение, стяжая благодать Божию. Имея основой умно-сердечную молитву, они развивали богословскую мысль; вели борьбу с ересями и против «латинства»; проповедовали, призывая всех становиться исихастами по духу; совершали святительское служение, управляли государством; занимались духовно-литературным творчеством, церковным искусством, переводческой и редакторской работой и т. д. Плодом их деятельности было распространение исихастского просвещения и влияния буквально по всему православному миру.
Всех участников исихастского Возрождения XIV—XV веков можно без преувеличения назвать представителями школы преподобного Григория Синаита, поскольку через него оно началось и получило развитие.
Вместе с синаитским монашеским движением исихастские правила перешли с Афона и из Константинополя на Балканы, распространились в Валахии, Молдавии и на Руси. Исихастские идеи определяли не только личную жизнь христиан, но и влияли на общественное сознание, церковную и государственную политику средневековых православных стран. Культура «была проникнута исихастским учением» [31, с. 212]. Оно распространялось через основание монашеских обителей и школ книжности, в которых учащиеся воспитывались в исихастской аскетической традиции и получали богословское и литературное образование. Монастыри собирали большие библиотеки в соответствии с правилами «общего жития» и духовного руководства.
Один из крупных центров исихазма возник в Болгарии. Преподобный Феодосий Тырновский, из числа ближайших учеников преподобного Григория, друг Патриарха Каллиста, основал Килифаревский монастырь близ Тырнова. С Афона преподобный Феодосий Тырновский принес собранные им ценные рукописи святоотеческих творений, перевод которых начался в Килифаревском монастыре. Он же положил начало известной Тырновской книжной школы.
Научное обучение «книжности» (языкам, письменности, искусству перевода) в школе основывалось на чистоте веры и аскетическом воспитании. Учащиеся упражнялись в послушании, воздержании, нестяжательности, посте, бдении с целью очиститься через деятельные добродетели от греховных страстей. Молитвословие, участие в богослужениях и таинствах церковных, «исследование Писаний» и святоотеческих творений, книгописание сочетались с непрестанной молитвой, умным деланием. Методы и приемы, использовавшиеся исихастами в процессе «книжного научения», в том числе тщательное копирование, дословный перевод, способствовали изучению святоотеческого наследия и сосредоточению внимания воспитанников в Боге и в предметах Божественных. Следуя принципу «истинствования в слове», исихасты следили, чтобы при книжных занятиях «не приложити или отложити едино некое слово или тычку едину», поскольку грех, происходящий от небрежения, «горший есть, неже еже от невидения (так в тексте — И. П.) бываемый» [23, с. 66].
Преподобный Феодосий, просвещеннейший человек своего времени, имел большое влияние на болгарского царя, направляя его деятельность в спасительное русло; был переводчиком, литературным редактором. Святой Феодосий по преимуществу насадил исихазм в Болгарии. Как указывают исследователи, школу, основанную преподобным и после него возглавлявшуюся Патриархом Евфимием Тырновским, прошли около четырехсот шестидесяти воспитанников [15, с. 51], ставших церковными иерархами, богословами, проповедниками, авторами известных творений.
Именно в целенаправленной просветительной деятельности участников исихастского движения нужно искать причины того, что в XIV веке на Русь с Афона и Балкан перешло огромное количество богослужебной и аскетической литературы, в основном мистико-созерцательного, исихастского направления (сочинения святых Симеона Нового Богослова, Исаака Сирина, Григория Синаита). Исследователи же, связывая это явление с так называемым «вторым югославянским» или «византийским влиянием», причину его зачастую видят в переселении христиан-беженцев с завоеванных турками территорий и в «хожениях» отдельных русских паломников по святым местам Православного Востока.
Одним из самых близких к преподобному Феодосию учеников был будущий митрополит Киевский и всея Руси Киприан, килифаревский воспитанник, афонский постриженик. Предполагают, что в 1363 году он вместе с преподобным Феодосием приехал в Константинополь и находился там при кончине своего наставника, наступившей вскоре [28, с. 403—404]. Из уст своего учителя слышал и воспринял святитель Киприан его духовное завещание, которое рассматривают как квинтэссенцию исихастского учения, исихастский символ. До нас текст завещания дошел в составе жития преподобного Феодосия, написанного его другом, спостником, близким учеником Синаита святым Патриархом Каллистом, который также вскоре после этого скончался, оставив кафедру ученику святого Григория Паламы, афонцу, игумену Великой лавры Филофею Коккину.
Оба иерарха, Каллист и Филофей, «идеологические» единомышленники, прославились как мудрые пастыри и деятельные церковные правители, выдающиеся аскеты, духовные писатели, проповедники, агиографы, а Патриарх Филофей — еще и как богослов, литургист, гимнограф. При нем канонизирован святитель Григорий Палама, Патриарх Филофей написал житие и службу ему, а также изложил паламитское учение в параграфах Синодика в Неделю Православия. Патриарх Филофей составил «Устав Божественной службы», Диатаксис, распространение которого имело большое значение для исправления и упорядочения чина церковных богослужений в православном мире. Именно в литургическом единстве видели патриархи-исихасты важную основу желаемого ими всеправославного единения, в котором они полагали «славу Церкви и всех христиан» [26, cтб. 224].
Велико было участие обоих первоиерархов в судьбах Русской Церкви. При Патриархе Каллисте в Константинополе некоторое время находился святитель Алексий Московский, который после должного испытания был поставлен в митрополиты, уже Патриархом Филофеем. Этот же Константинопольский святитель, как отмечено в Житии преподобного Сергия, прислал преподобному крест, параман, схиму и грамоту с призывом ввести в Свято-Троицком монастыре общежитие. Патриарх Каллист посылал в Сергиеву обитель свое увещание братии о необходимости повиновения и покорения игумену как отцу и наставнику.
Через личное общение аскетов византийских и русских, через архипастырские послания, так же, как и через церковную литературу и искусство, на Руси распространялись исихастская методология прохождения духовного пути и исихастское мировосприятие в целом.
Патриархи-исихасты и сторонник исихазма император Иоанн VI Кантакузин, в монашестве Иоасаф, стремились к духовному единству православного мира, что было особенно важно ввиду угрозы мусульманского завоевания и западного вмешательства. Важными средствами для достижения этого они считали целостность «митрополии всея Руси», духовное православное единство Руси, ее частей великорусской, малорусской, русско-литовской. Исихастские константинопольские правительственные круги выступали также и за политическое укрепление и объединение русских земель, за прекращение отношений с Ордой и открытое противостояние с ней.
Являя вселенский характер своей «икономии», исихастские правители при поставлении на Русь митрополитов «зрели на личность» назначавшихся, а не на их национальность. Этих митрополитов, фактически давно уже пребывавших в Москве, Патриархи традиционно и символически титуловали Киевскими и всея Руси, противопоставляя идею духовного единства сепаратизму и междоусобицам русских князей. Поэтому императорские хрисовулы, Патриаршие окружные послания и увещательные грамоты требовали от русских иерархов равной любви к «христоименной» пастве, невзирая на вражду княжеств, а от князей — духовного единства, политической сплоченности, верности Православию и преданности митрополиту «всея Руси». Государственная политика исихастов строилась на церковной православной основе.
Важное послание было отправлено Патриархом Филофеем русским князьям в 1370 году; в нем заключалось его к ним требование под страхом церковного отлучения выполнять ранее данную «великому князю кир Димитрию» «страшную клятву и целование честнаго и животворящего креста в том, чтобы всем вместе идти войною против чуждых нашей вере, врагов креста» [26, стб. 118]. Надо полагать, что это требование и верность клятве послужили в дальнейшем и победе на Куликовом поле.
Исследователи называют деятельность Патриарха Филофея «необычной, почти легендарной», подобным же образом оценивается и его личность. Его ближайший сподвижник, митрополит Киевский и всея Руси Киприан, святитель Московский, преподобный Афонский [4, с. 169], также стал символической фигурой, воплощением идеи Вселенского Православия: ученик греков и югославян, деятель Церкви в Византии и на Руси. Считается, что святитель был болгарином, но сам он по-исихастски о своем происхождении и национальности не говорил. «Премудрый Киприан», как его называли, человек высокой книжной культуры, гимнотворец, агиограф, знаток церковных правил, составитель и справщик богослужебных книг, «ревнитель церковного богослужения» [10, т. 5, с. 183], переводчик, писатель, книгописец. Аскет, монах-мистик, по выражению Г. М. Прохорова [см.: 24, с. 58], схимник. Церковный дипломат, осуществлявший замыслы Патриарха Филофея по объединению русских князей и «розмирию» их (т. е. прекращению мира) с Мамаевой Ордой. Властный архиерей, стойкий деятель, не только противоставший центробежным силам, разделявшим «митрополию всея Руси» на «национальные» части, но и имевший особые, «чрезвычайные проекты» [13, с. 301] всемирного значения (о них будет сказано ниже).
Образ этого великого святого и деятеля культуры, к сожалению, часто преподносится нам необъективно и враждебно. А именно эта «вселенского масштаба» личность послужила прочным звеном духовной связи византийских «столпов исихазма» с представителями «русского исихазма». Это звено было не единственным, но важно то, что святитель Киприан принял традиции синаитско-паламитской школы из «первых рук» и сам явился ее ярчайшим выразителем на Руси.
Он был отправлен на Русь Патриархом Филофеем «за послушание», чтобы послужить делу церковного единства. Митрополит Киприан всегда стремился свое послушание выполнить. «Яз бо славы не ищу, ни богатства, но митрополию свою, юже ми есть предала святая Божия Великая Церковь… смирения и съединения церковнаго желаю и христианскаго», — писал он [24, c. 202].
В начале своего святительства, в 1370—1380-х годах, он испытал многие невзгоды, поношение, изгнание и долго не признавался московским великим князем (это происходило под влиянием политики узких, «местных» интересов, заставлявшей «двоити митрополию» [цит. по: 24, с. 200] ). Однако святителю всегда оказывали поддержку русские монашеские круги, имевшие с ним общие спасительные цели. Ему помогали, неизменно «были преданы и находились с ним в переписке» [10, т. 4, с. 66] святые Сергий Радонежский и Феодор Симоновский, архиепископ Ростовский. Святитель Киприан так к ним писал: «Благодарю Бога и молюся Ему, да сподобит нас видети друг друга и насладитися духовных словес… Вельми жадаю видетеся с вами и утешитися духовным утешением… А вы, сынове, не тужите. Молите же Господа Бога, да сподобит нас видетеся, и тогда утешимся веселием духовным и возрадуемся» [24, с. 195, 202].
Трое сподвижников, безусловно, испытывали большое взаимное влияние и были полностью единомысленны в вопросах духовных и политических, связанных с жизнью «митрополии всея Руси», путями развития русской государственности и с наднациональным церковным единством. Столь же близок к митрополиту был и его «возлюбленный сын о Святом Духе» игумен Афанасий Высоцкий [см.: 26, стб. 265], покинувший московские пределы вместе со святителем-изгнанником в 1382 году. В дальнейшем преподобный Афанасий подвизался в безмолвии в константинопольской обители и, возможно, являлся переводчиком церковного устава, составителем его списка, получившего распространение под названием «Око Церковное» [см.: 12, c. 274—277]. Учеником святителя Киприана был святитель Арсений Тверской; деятелем, разделявшим воззрения митрополита-исихаста, можно назвать и святителя Дионисия Суздальского, выдающегося аскета, образованного «книжника».
Заслуги святителя Киприана перед Православием, русской культурой и государственностью очень велики. Назовем лишь некоторые.
Святитель познакомил Русь с богословской системой исихазма. Он принес из Константинополя официальное изложение паламитского учения, внесенное в Чин Православия на Соборе в Константинополе в 1352 году [см.: 22, с. 821—825]. Из Москвы митрополит рассылал по епархиям этот текст «правый царегородский», по которому, как он писал, «мы здесь поминаем или еретиков проклинаем» [26, стб. 241]. Со святителем Киприаном связано установление почитания святого Григория Паламы в Русской Церкви.
Святитель Киприан проводил литургические преобразования для перевода церковной жизни на Иерусалимский устав; трудился над созданием соответствующего комплекса богослужебных книг; упорядочивал обрядовую сторону. Он вводил в богослужебную практику Диатаксис Патриарха Филофея; перевел его и создал Служебник на церковно-славянском языке. Это во многом способствовало формированию богослужебного чина. С именем митрополита Киприана связывают усвоение на Руси «филофеевской вставки» в Евхаристический канон Божественной литургии тропаря третьего часа [см.: 22, с. 985].
В Послесловии своего Служебника «смиренный митрополит Киевский и всея России» просит переписывающих текст иметь «великое внимание» и «не приложити или отложити едино некое слово», а совершающих Божественную службу — поминать «наше смирение, яко да и вы тому же поминанию сподоблени будете» [6, с. 225]. (Заметим, что почти не услышишь, чтобы имя святого митрополита Киприана возносилось в московских храмах вместе с именами других святителей.)
Митрополит Киприан является переводчиком канонов Патриарха Филофея, составителем нескольких молитв; составителем службы святителю Петру и новой редакции его жития, бывшего любимым чтением на Руси. Исследователи ценят это агиографическое произведение и как литературный памятник, отразивший исторические события [6, c. 236]. Митрополит собственноручно переписал «Лествицу», одну из любимых книг исихастов, и сочинения святого Дионисия Ареопагита, последние — со своими толкованиями; создал свою редакцию Псалтири с восследованием — «древнейший образец полной Следованной Псалтири», по словам Мансветова [11, с. 435]. В ней в большой степени отражены афонские богослужебные обычаи, в том числе скитян и пустынников; в ее состав включены гимнографические творения преподобного Григория Синаита. С именем святителя Киприана связано, по мнению исследователей, распространение на Руси списка Кормчей, в котором свод церковных правил отражал «условия и нужды славянских Церквей» [9, с. 52].
Киприановские переводы и списки были авторитетнейшими на Руси и ценились очень высоко. Надписи «Киприанова письма» или «Киприаново потружение», сделанные позднее на книгах, являлись неким «знаком качества».
Святитель Киприан ввел местное почитание святого князя Александра Невского. Установил празднование Сретения Владимирской иконы Матери Божией, после того как по всеобщим молитвам Божия Матерь в 1395 году избавила Москву от нашествия Тамерлана. На месте встречи чудотворной иконы митрополитом и великим князем был основан Сретенский монастырь.
Из исторических исследований известно, что деятельность митрополита Киприана и русских исихастов-монахов его времени способствовала «розмирию» и борьбе с Ордой. При этом большинство историков скептически относится к сообщениям летописных сводов о том, что князь Дмитрий Донской перед Куликовской битвой получил благословение и наставление митрополита Киприана, а возвращаясь победителем, был торжественно им встречен.
Торжественная встреча победителей Куликовской битвы митрополитом Киприаном у Флоровских ворот московского Кремля. Миниатюра Лицевого летописного свода. XVI в.
Ведь принято считать, что святителя в Москве тогда не было, появился он только весной 1381 года. Но есть исследования, показывающие, что митрополит Киприан находился в Москве с весны 1380-го, был «лицом, принимавшее непосредственное участие в подготовке похода общерусской рати на Дон» [33, с. 125—126, 129], и славная победа связана и с его именем. Со святителем Киприаном связывается, таким образом, и установление Димитриевской субботы.
На время правления святителя Киприана приходится русский период творчества Феофана Грека (возможно, он и приехал на Русь вместе с митрополитом) и начало творчества преподобного Андрея Рублева. Есть научное мнение, что исихастская иконография Святой Троицы выработана преподобным Андреем под влиянием святителя Киприана и его литургической деятельности, а прототипом послужило изображение на кантакузиновской миниатюре с использованием иконографии, которая к тому времени уже была развита в Византии и основывалась на Троическом богословии святителя Григория Паламы [см.: 30].
Святитель Киприан поддерживал книжные труды монахов, работу летописцев. Митрополит считается инициатором создания и редактором общерусской летописи, так называемого Летописного свода 1408 года. При митрополите Киприане монастырские библиотеки пополнялись сочинениями аскетов-исихастов, усилились духовно-культурные связи с Афоном и балканскими странами, распространились многие афонские богослужебные и монашеские обычаи. «Киприаново время» — один из самых плодотворных периодов в русской истории.
Будучи «поставлен на всю Русь», святитель Киприан заботился об укреплении православия повсеместно. В Литве, как он сам говорит, «церкви святыя ставил есмь, христианство утвердил есмь, места церковная, запустошена давными леты, оправил есмь приложити к митрополии всея Руси» [26, стб. 182].
Обращает на себя внимание и то, что этот исихаст-деятель «любил безмолвие» и уединение внешнее. По словам Никоновской летописи, митрополит «любливал лесныя пустынныя места» [цит. по: 23, с. 64]. «Он часто, — пишет митрополит Макарий, — уединялся в свое загородное село Голенищево и там в тихом приюте… предавался размышлению, чтению слова Божия…» [10, т. 5, с. 183]
Свидетельства о стремлении подвижника к внутреннему «безмолвию души» и об исихастской направленности его духа можно найти и в его творениях. Так, в своей редакции Служебника, в ходатайственной молитве литургии святителя Василия Великого, слово «аскиси», переводимое как «в пощении», «в постничестве», митрополит Киприан перевел: «в безмолвии». Этим он указал на цель аскезы, «упражнения» — достижение «безмолвия страстей», исихии [см.: 3, с. 171, 193].
Митрополит неленостно следил за духовно-нравственным состоянием своей паствы и правильностью чина церковного. Его поучения по многим нравственно-аскетическим, каноническим и церковно-практическим вопросам заключены в посланиях административного и личного характера. Некоторые из них, особенно второе послание к святым Сергию и Феодору и послание к преподобному Афанасию, вместе с Житием святителя Петра, Похвальным словом ему и Прощальной грамотой митрополита Киприана, относятся к памятникам духовной литературы.
Творения святителя Киприана учат послушанию Церкви, правилам монашеской жизни, нравственной стойкости, смирению. «Подвизаемся о своем спасении, яко да получим вечная благая» [26, стб. 270] — этот призыв пронизывает все сочинения митрополита. Они в высшей степени историчны, поскольку раскрывают пути Промысла Божия и торжества правды Его в реальных событиях истории; они фактографичны и автобиографичны, проникнуты глубоким личным чувством. В них автор выразил личное стремление к богоугождению и желание «съединения церковнаго и христианскаго» для всех православных. «Яз, колика сила, хотел есмь, чтобы злоба утишилася» — вот еще одна побудительная причина Киприанова литературного творчества и всей деятельности [см.: 24, с. 56]. Автор показывает, какими должны быть идеальные отношения властей церковных и государственных; постоянно обращается к Священному Писанию и святым отцам.
Отдельно нужно упомянуть о стиле и литературных достоинствах Киприановых творений. Они производят очень сильное впечатление, хотя не содержат эмоционально-возвышенной риторики и «витийственности». Автор «сразу вводит в суть дела», по словам Г. М. Прохорова [24, с. 143]; пишет ясно, вразумительно, даже немногословно, весьма умеренно применяя «плетение словес», и в то же время очень искусно, изощренно, «филигранно», с использованием особых приемов, выразительно. При переводе святитель Киприан старается как можно точнее передать смысл греческого слова.
Ученые отмечают значительное несходство стиля митрополита Киприана с «плетением словес» тырновских книжников (Патриарха Евфимия, митрополита Григория Цамблака), а также и со стилем преподобного Епифания Премудрого [см.: 6, с. 234, 236, 253—254]. Как правило, объясняют это особым направлением развития духовной литературы на русской почве. Думается, что отличительные особенности данного направления обуславливались близостью к аскетико-литературным традициям преподобного Григория Синаита и его непосредственных учеников, памятованием их наследия. Замечательно, что такие же отличительные черты (ясность, простота изложения, доступность, немногословность при мощной концентрации мысли и духовного чувства), если говорить о сочинениях славянских авторов XIV—XV веков, в особенности присущи творениям преподобного Нила Сорского.
Об огромных духовно-литературных трудах святителя Киприана сообщает В. Н. Татищев: «Книги своею рукою писаше, яко в наставление душевное, переписа соборы бывшие в Руси, много житий святых русских и степени великих князей русских, иные же в наставление плотское, яко правды и суды, и летопись русскую от начала земли русския вся по ряду, и многи книги к тому собрав…» [29, с. 424] «Эта характеристика, — пишет исследователь, — принадлежит самому В. Н. Татищеву, а не является отражением какого-то неизвестного нам летописного сведения о Киприане. Но за ней лежит действительно разносторонняя деятельность Киприана в области древнерусской письменности… Выводы современной науки истории летописания полностью подтверждают заключение Татищева о деятельности Киприана» [6, с. 222].
Выше мы упоминали о неких глобальных «чрезвычайных проектах» святителя. Он, по мнению исследователей, автор текста, называемого «Список русских городов дальних и ближних», в котором перечисляются «грады» не только северо-восточные русские, западные русско-литовские, но и молдавские, болгарские. Список и начинается с этих родных для святителя Киприана мест [см.: 14; 21; 34]. Святитель, как нам кажется, обдумывал не только пути присоединения к «митрополии всея Руси» епархий болгарских и молдавских, но и возможность государственного объединения многих земель, населенных православными людьми. Далее, известно, что святитель готовил почву для созыва на Руси (скорее всего, в русско-литовской ее части) «Вселенского собора для соединения Церквей» и «победы Православия над латинскими “новшествами”» [13, c. 301, 303]. Мы видим, насколько грандиозны были замыслы святителя Киприана, развивавшего духовное направление Патриарха Филофея и других византийских исихастов.
Таким образом, период русской истории, который обычно называют «эпохой преподобного Сергия Радонежского и его духовной школы», можно назвать и «Киприановым временем».
На время святительства митрополита-исихаста пришелся расцвет русского монашества, который также явился плодом исихастского просвещения. Главным духовным центром, школой монашеского делания был Свято-Троицкий монастырь под руководством игумена Сергия.
Свято-Троицкая Сергиева лавра. Фотография 2013 г.
Сам преподобный Сергий, водимым Святым Духом, начинал свой аскетический путь в конце 1330-х годов с пустынничества, по примеру древних отцов. Молодой подвижник-безмолвник посвятил основанный им храм Святой Троице, и это свидетельствует о благодатной жизни его души в мистическом Предании Церкви, о глубинном духовном родстве с византийскими «вождями исихазма», движение которых только начало «выходить из келлий» и разворачиваться. Преподобный Сергий Радонежский как никто другой повлиял на развитие исихазма на русской почве, он направил движение «вширь».
Деятелями круга преподобного Сергия, его учениками и учениками учеников были основаны и благоустроены многие исихастские монастыри, среди которых такие известные, как Саввино-Сторожевский, Симонов, Андроников, Предтеченский Железноборовский, северные Спасо-Прилуцкий, Кирилло-Белозерский, Ферапонтов. Основатели перенесли в новые обители общежительные традиции Свято-Троицкого монастыря и исихастские принципы духовной жизни, заповеданные радонежским игуменом. Леса, особенно на Русском Севере, населились пустынниками-исихастами, которые в выборе формы аскезы также подражали пути преподобного Сергия.
Одним из выдающихся деятелей, связанных с радонежским кругом и, через игумена Феодора Симоновского, со святителем Киприаном, был симоновский постриженник преподобный Кирилл, основавший в 1397 году Белозерский монастырь . Этот монашеский центр Русского Севера также выдвинул многочисленных «выходцев». В вологодских землях и в Белозерье образовалась целая монашеская область, которую стали называть Русской Фиваидой по аналогии с Фиваидой египетской, колыбелью раннехристианского монашества. Центр Русской Фиваиды — Кирилло-Белозерский монастырь «славился строгостью жизни своих иноков» [2, с. 11], особенно во времена своего основателя и его ближайших преемников: «Одно только имели попечение, чтобы превосходить друг друга смирением, любовью и прежде других являться в церковь. Если кто хотел говорить, говорил только от Писания, на пользу братии…» Кроме того, «библиотека Кириллова монастыря в Древней Руси была одною из самых богатых» [2, с. 12, 18], что позволяло братии постоянно обращаться к книгам для духовного руководства.
О том, что монастырь преподобного Кирилла Белозерского был исихастским, что там подвизались «безмолвники», упоминает очевидец: «Обретох же тамо и иных многих от ученик его… тако пребывающе бяху благодатию Христовою в постех и в молитвах и бдениих, безмолвствующе» [25, с. 8].
С Кирилловым монастырем и Русской Фиваидой связан аскетический путь преподобного Нила Сорского. Он во многом напоминает путь святителя Киприана, поскольку совершался тоже в Византии и на Руси и также под влиянием афонских и балканских исихастов.
Икона прп. Нила Сорского современной работы
Приняв постриг в Кирилло-Белозерской обители, пройдя там первоначальную монашескую подготовку, преподобный Нил вместе со своим ближайшим учеником преподобным Иннокентием ушел на Афон. Они подвизались там в 1470—1480-х годах, приблизительно 10 лет, опытно воспринимая исихастскую практику молитвы и созидательной деятельности. На Афоне, в этом центре монашеских исихастских преданий, преподобный Нил имел полную возможность в совершенстве изучить их, а также и святоотеческую литературу в славянских переводах и в подлинниках. Впоследствии преподобный Нил говорил, что главными его учителями были книги, но не исключено, что «школу безмолвия» русский подвижник мог проходить под непосредственным руководством преемников преподобного Григория Синаита. Мы можем сделать такое заключение, учитывая влияние, которое оказали на аскетико-литературное творчество преподобного Нила творения преподобного Григория Синаита. Преподобный Григорий больше всех цитируется русским аскетом, поскольку Синаит «всех духоносных отцов охватил сочинения», по отзыву преподобного Нила [17, с. 113]. Явно прослеживается влияние на сорского старца и наставлений святого Патриарха Каллиста. Цитаты из его сочинений часто используются русским исихастом.
Преподобный Нил называет себя «самовидцем» монашеской жизни «во Святей Гope Афонстей и в странах Царяграда и по инех местех» [16, с. 197]. Обращает на себя внимание то, что русский исихаст побывал не только в окрестностях Константинополя, но, возможно, и в балканских областях, среди греко-болгарского монашества, где мог встречаться с продолжателями традиций Тырновской книжной школы. Через них преподобный Нил мог глубже усвоить исихастские принципы и некоторые тырновские методы аскетико-литературной работы, для того чтобы применять впоследствии при воспитании собственных учеников созданного им исихастского скита.
Этот скит был основан преподобным Нилом по возвращении на Русь в пустынной местности северной Русской Фиваиды. В обители подвизались его ученики, молитвенники-безмовники. В руководство им старец Нил составил правила монашеской жизни и написал главы о внутреннем делании. Под названием «Устав преподобного Нила Сорского» они известны и приносят великую пользу как наставление для прохождения аскетического пути борьбы с греховными страстями на основе умного делания.
Воспринятые преподобным Нилом исихастские традиции отразились в самом устройстве скита, его внутренней жизни, порядке богослужений, келейных молитв и занятий. Сорский скит стал «школой» безмолвия и молитвы и одновременно центром исихастской деятельности, духовно-нравственного воспитания, «книжного» научения и просвещения. Преподобный Нил сам копировал рукописи, редактировал неисправные тексты житий святых, составляя агиографические сборники. Он оставался верен исихастским принципам «истинствовать в слове», немногословно, но максимально точно выражать мысль, ни в чем не отклоняться от Церковного Предания. Особенно учитель умного делания настаивал на необходимости «исследовать Божественное Писание», в котором он видел единственного «наставника непрельщенного». «Больше всего испытую Божественные Писания: прежде заповеди Господни и толкования их и апостольские предания, также жития и учения святых отцов, и тем внимаю… и в том жизнь и дыхание мое имею», — писал преподобный Нил [17, с. 240—243]. Учение сорского старца восприняли его последователи, некоторые из них стали выдающимися деятелями исихазма (такие, как преподобный Иннокентий Комельский) и прославлены в лике святых.
Преподобный Нил — великий русский исихаст позднего, можно сказать, периода Православного Возрождения XIV—XV веков. Его жизнь и наследие явились одним из самых зрелых плодов исихастского синаитско-паламитского движения на русской почве. Но на преподобном Ниле и его ближайших учениках отнюдь не замкнулось русское исихастское преемство. Преемников идей Православного Возрождения можно найти среди российских подвижников и в последующее время. К ним относятся основатели «школ молитвенного делания» и духовного руководства преподобные Василий Поляномерульский, Паисий Величковский и его последователи, русские афонцы XIX века. Они продолжили традиции школы преподобного Григория Синаита, и нынешние православные люди, изучая их духовное наследие, должны учиться молитве и творческому созиданию.
1. Алексий (Дородницын), еп. Византийские церковные мистики XIV в. / Полн. собр. соч. Саратов, 1913. Т. 1.
2. Архангельский А. С. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев: Их литературные труды и идеи в Древней Руси. СПб., 1882. Ч. 1. Преподобный Нил Сорский.
3. Афанасьева Т. И. Древнеславянский перевод литургии в рукописной традиции XI—XVI вв.: Дис … д-ра филол. наук. СПб., 2012.
4. Афонский патерик, М., 1897. Ч. 2.
5. Григорий Синаит, преп. Творения. М., 1999.
6. Дмитриев Л. А. Роль и значение митрополита Киприана в истории древнерусской литературы (к русско-болгарским литературным связям XIV—XV вв.) // ТОДРЛ. М.; Л., 1963. Т. 19. С. 215—254.
7. Добротолюбие. М., 1889. Т. 5.
8. Леонтьев К. Н. Кто правее? / К. К. Леонтьев. Полн. собр. соч. СПб., 2009. Т. 8. Кн. 2.
9. Мазуринская Кормчая: Памятник межславянских культурных связей XIV—XVI вв. М., 2002.
10. Макарий, архиеп. История Русской Церкви. СПб., 1866. Т. 4. Кн. 1; Т. 5. Кн. 2.
11. Мансветов И. Д. О трудах митрополита Киприана по части богослужения // Прибавления к Творениям св. отцов. М., 1882. Ч. 29. Кн. 2. С. 413—495.
12. Мансветов И. Д. Церковный устав (типик). М., 1885.
13. Мейендорф Иоанн, протоиер. Византия и Московская Русь: Очерк по истории церковных и культурных связей в XIV в. Париж, 1990.
14. Наумов Е. П. К истории летописного «Списка русских городов дальних и ближних» // Летопись и хроники: Сб. ст. М., 1974. С. 150—163.
15. Нестор (Крыстев), архим. Преподобный Феодосий Тырновский и его ученики: К 600-летию со дня кончины // ЖМП. 1963. № 7. С. 49—53.
16. Нил Сорский, прп. Предание о жительстве скитском. СПб., 1852.
17. Нил Сорский, Иннокентий Комельский, прпп. Сочинения. СПб., 2011.
18. Новиков Н. М. Путь умного делания. 2-е изд. М., 2011. Т. 1.
19. Петр (Пиголь), игум. Исихазм — путь к обожению // Философские науки. М., 2005. № 2. С. 59—71.
20. Петр (Пиголь), игум. Преподобный Григорий Синаит и его духовные преемники. М., 1999.
21. Подосинов В. В. О принципах построения и месте создания «Списка русских городов дальних и ближних» // Восточная Европа в древности и средневековье: Сб. ст. М., 1978. С. 40—48.
22. Порфирий (Успенский), еп. История Афона. М., 2007. Т. 1.
23. Прохоров Г. М. Киприан // ТОДРЛ. М.; Л., 1985. Т. 39. С. 53—71
24. Прохоров Г. М. Повесть о Митяе: Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Л., 1978.
25. Романенко Е. В. Нил Сорский и традиции русского монашества. М., 2003.
26. Русская историческая библиотека. СПб., 1880. Т. 6.
27. Соколов И. Житие иже во святых отца нашего Григория Синаита / Пер. с греч. по изд. списку XVI в. М., 1904.
28. Сырку П. А. К истории исправления книг в Болгарии в XIV в. СПб., 1898. Т. 1. Вып. 1.
29. Татищев В. Н. История Российская с самых древнейших времен. М., 1784. Кн. 4.
30. Ульянов О. Г. Влияние Святой Горы Афон на особенности почитания Святой Троицы при митрополите Киприане. www.pravoslavie.ru/put/2577.htm
31. Успенский Л. А. Богословие иконы Православной Церкви. Париж, 1989.
32. Успенский Н. Ф. Очерки по истории византийской образованности. СПб., 1891.
33. Шабульдо Ф. М. Земли Юго-Западной Руси в составе великого княжества Литовского. Киев, 1987.
34. Янин В. Л. Новгород и Литва: Пограничная ситуация XIII—XV вв. М., 1998.
Духовное наследие Византии и Афона в истории и культуре России. Материалы конференций (2007 — 2015 г.г.). М. 2016. С. 163 -181
Преображение Господне. Миниатюра 14 в. из богословских сочинений Иоанна Кантакузина.
