Воспоминания об архимандрите Иннокентии (Просвирнине)

Вскоре будет отмечаться очередная годовщина со дня кончины архимандрита Иннокентия (Просвирнина), которая наступила в 1994 году, 12 июля, в день праздника святых первоверховных апостолов Петра и Павла. К этой дате мы публикуем воспоминания игумена Петра (Пиголя) об отце Иннокентии — выдающемся церковном историке, археографе, издателе, афонолюбивом деятеле.

Воспоминания об архимандрите Иннокентии (Просвирнине) для меня связаны прежде всего и большей частью с Афоном, с работой в библиотеке. Но не только, конечно… С отцом Иннокентием отношения у меня были отнюдь не мимолетные, они имели конкретные духовные плоды.

Отец Иннокентий был личностью незаурядной, яркой. Тогда, в советское время, он был очень заметен своей дерзновенной деятельностью. Он организовывал проекты, которые были сложны для выполнения в то время, но ему удавалось их осуществить благодаря своим духовным связям, деловым связям с общественностью, с ученым мiром, где он имел большую поддержку и обладал большим авторитетом.

Когда я учился в Московской духовной семинарии, потом в Московской духовной академии, отец Иннокентий преподавал у нас историю Русской Церкви. В частности, он читал лекции о строительстве монастырей на Руси и развитии их в духовные центры, очаги духовности, влияющие на все стороны жизни. Можно сказать, что главной темой его лекций, бесед была «школа» преподобного Сергия Радонежского. Школа — название условное, явление, о котором говорил и которое изучал отец Иннокентий, нужно называть, скорее, духовным преемством преподобного Сергия. Преподобный Сергий — учитель внутреннего делания, наставник своих духовных преемников и учеников, основавших на Руси множество обителей. Эти обители стали со временем известными монастырями и духовными центрами. И можно сказать, что произошло преемственное развитие целой сети монастырей, что вызвало значительный подъем духовной жизни, и наблюдалось мощное духовное возрождение. Слушая лекции отца Иннокентия, изучая его материалы по «школе» преподобного Сергия, я воспринял идею духовной преемственности и начал свои изыскания по другой теме — преподобный Григорий Синаит и его последователи-ученики. Можно сказать, перенял у отца Иннокентия эту мысль. Таким образом, отец Иннокентий повлиял на мою научную деятельность в целом.

Но самый большой интерес у меня и моих единомышленников вызывали лекции отца Иннокентия не общие для студентов, читавшиеся в рамках курса, а те, которые он читал в плане факультатива. Он тогда приехал с Афона, где в 1983 году работал с группой ученых, которую возглавлял. Ученые под руководством отца Иннокентием в библиотеке Пантелеимонова монастыря очень активно занимались, копировали материалы, рукописи, делали описи архивных фондов. Вернее, они только начали эту огромную работу, а еще вернее, продолжили после длительного периода ту работу, которую осуществляла прежняя братия. Отец Иннокентий привез множество материалов, это были прежде всего фотографии, цветные слайды, которые он демонстрировал через слайд-проектор, рассказывая о нашем Пантелеимоновом монастыре и вообще о монашестве на Афоне. Рассказывал об афонских монастырях, о прочих обителях — скитах, келлиях, — особенно же о тех сокровищах Пантелеимонова монастыря, которые хранились и поныне хранятся в монастырской библиотеке, ради исследования которых отец Иннокентий и поехал на Афон.

Материалы, привезенные отцом Иннокентием, очень многих заинтересовали, и тогда же, под влиянием этих бесед и встреч, в стенах духовных школ зародилось, можно сказать, целое «афонское» движение.

В тот период общение отца Иннокентия со мной было общением преподавателя с учеником, профессора со студентом. Он предлагал отдельные темы для исследований; если видел, что кто-то проявляет интерес к работе в его направлении, того он всегда поддерживал. Так и мне он предлагал писать кандидатскую диссертацию под его руководством на тему по источниковедению, но я больше интересовался темами не строго научными, академическими, а духовно-практическими — исихазмом, внутренним деланием, его наставниками, преподобным Григорием Синаитом, преподобным Нилом Сорским. Поясню здесь, что к личности, учению и «школе» преподобного Григория Синаита, хотя эта тематика тоже связана с Афоном, я обратился не под влиянием отца Иннокентия — я только позаимствовал у него мысль о духовном преемстве. Меня всегда интересовала психология греха и вообще способы и методы противостояния греховным страстям и в целом искоренения последствий грехопадения. Интересовало исцеление человека, его духовное совершенство, святоотеческое учение об этом. Таким образом я приступил к исследованию духовного делания, выяснению принципов и методов духовной жизни, а они, как оказалось, наиболее ясно и четко предлагались святыми отцами XIV века, которых называли исихастами и благодаря которым возникло целое духовно-культурное движение под названием исихазм. А так как виновником духовного подъема, возникшего в православном мiре в XIV веке, был преподобный Григорий Синаит, то внимание мое сосредоточилось на жизни и деятельности этого святого, чем я несколько лет и занимался.

С отцом Иннокентием мы общались именно по афонской тематике с 1984 по 1987 год, а также когда я уже был в братии Данилова монастыря и трудился над диссертацией. Общение с ним происходило и по работе в Издательском отделе Московской Патриархии, когда мы, еще студентами, занимались подготовкой материалов для ряда изданий, писали статьи для богословско-церковного календаря, участвовали в составлении кратких житий святых для «зеленых» Миней, большая заслуга в издании которых принадлежит отцу Иннокентию.

Перед отъездом на Афон, на рубеже 1980-х — 1990-х годов, в Даниловом монастыре я занимался организацией издательского отдела, издательской работой. В то время мы с отцом Иннокентием довольно часто обсуждали книгоиздательские дела, в основном в Издательском отделе на Погодинской. (Меня рукополагал в 1988 году во иеродиакона в домовом храме Издательства во имя преподобного Иосифа Волоцкого митрополит Питирим (Нечаев).)

Более тесное общение на тему Афона и прежде всего библиотеки Пантелеимонова монастыря началось, когда я был уже на Святой Горе, в братии обители, и мне определили послушание в библиотеке.  Как уже говорилось, перед этим группа ученых во главе с отцом Иннокентием там занималась очень активно — копировались рукописи, делались описи. Так, я видел два огромных чемодана с отснятыми пленками МЗ-З, — мелкозернистой пленкой для текста, — с фотокопиями рукописей, отец Иннокентий привозил их в Московскую духовную академию. Когда исследователи покидали Афон, они оставили некоторые технические приспособления, — штатив для фотосъемки, ксерокс, их я успешно использовал в своей работе по послушанию.

Впервые я посетил Афон в 1990 году, находился продолжительно в Пантелеимоновом монастыре, будучи в составе группы монахов Данилова монастыря, которых пантелеимоновские отцы рассматривали как кандидатов в насельники своей обители. В издательском отделе Данилова монастыря готовился в то время к выпуску журнал «Даниловский благовестник». Редакция журнала обратилась к афонской тематике, и для меня было необходимо получить в пантелеимоновской библиотеке интересный, душеполезный материал для публикации. Пантелеимоновские отцы, — отец игумен, отец духовник, — меня воспринимали не как паломника-странника, а как кандидата в братию, несущего к тому же ответственное «издательское» послушание. Мне дали благословение на работу, предоставили доступ в библиотеку, ключи от нее, и я там проводил время с утра до вечера, переснимал фотографии, использовал технические приспособления, оставленные отцом Иннокентием. С благословения отца игумена именно в 1990 году мною была сделана копия с рукописи иеросхимонаха Феодосия (Харитонова), Карульского, «История Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря», изданная в альманахе «К Свету» гораздо позднее, в 2000 году. Также я копировал рукопись иеросхимонаха Мины (Буданова) уставного характера, «Указание особенностей церковного богослужения на Афоне», которой пользовались и которую набрали на компьютере и выпустили вскоре на Афонском подворье. Но все-таки это были эпизодические исследовательские действия, полученные сведения и мои знания были тогда еще весьма отрывочны — более направленное изучение материалов началось после того, как в 1991 году я поступил в братию Пантелеимонова монастыря и получил послушание библиотекаря.

В библиотеке я в основном занимался сохранением, спасением рукописей, пострадавших в результате пожара, делал ревизию на предмет сохранности. Отец Иннокентий, узнав, что я поехал на Афон и назначен в библиотеку, что там снова ведется деятельность, проявил большой интерес к моей работе. Общался со мной через телефонные звонки, через посетителей. Он был неравнодушным, проявлял большой интерес к происходившему в библиотеке и заботу, поскольку это было частью и непосредственным продолжением его трудов. Он давал советы, говорил о необходимости продолжения начатого им в ходе научной экспедиции 1983 года, объяснял, какая работа была проведена, а что только предстояло сделать. Объяснял подробно, описывал, в каких шкафах находятся рукописи, с которыми их группа работала и с которыми и мне предстояло работать. Я тщательно исполнял его наказы, просьбы. Так, например, отец Иннокентий просил сохранить заведенный им порядок в расположении книг в шкафах, ничего не переставлять, постольку он специально сделал определенные отметки, показывающие, до какого места работа выполнена, а с какого места нужно ее продолжить. Вот он и просил меня эти метки не потерять. Тогда же он настоятельно просил обратить особое внимание (для моей дальнейшей жизни и деятельности это оказалось судьбоносным) на великое множество рукописей, хранившихся в отдельном месте — в чулане, — в ящике и в пакетах. Здесь я обрел большое количество писем и материалов, относившихся к XIX веку. Огромным ворохом лежали безценные сокровища, среди них переписка старца иеросхимонаха Иеронима (Соломенцова), его наставления, духовное наследие… В отдельную папку или пакет были собраны прежней, давно почившей братией документы по истории основания и строительства Ново-Афонского монастыря, бумаги были перевязаны бечевкой и подписаны: «Наша обитель на Кавказе». Эту папку я отложил, потом по благословению отца игумена сделал копии, переснял фотографии, касающиеся истории Ново-Афонского монастыря, и мы довольно тщательно эти документы изучили и на их основе подготовили впоследствии новоафонский выпуск нашего альманаха «К Свету» (я был уже на Новом Афоне полномочным представителем монастыря). Помню, как тогда в библиотеке я проникся трепетным чувством ценности этого материала и одновременно остро почувствовал сожаление о том, что невозможно исследовать всё это огромное количество документов из-за отсутствия времени… (Нужно сказать, что впоследствии значительную часть документов, и не только выше перечисленных, мы все-таки изучили, исследовали — Бог дал всё «по сердцу» (Пс. 19, 4), дал возможность и время для столь важной работы.) Помню, что нашел в этом ворохе записку, где были слова о том, что братия потрудились собрать бисеры преподобной жизни батюшки отца Иеронима к общему назиданию и выражалась надежда на то, что Господь воздвигнет делателя, который сможет в полноте показать светлый и величавый образ старца… Отдельно стояли тетради, где были собраны тщательно переписанные его письма. Теперь, по прошествии многих лет, мы знаем, что письма, рассказы, прочие материалы собирал, переписывал, редактировал иеросхимонах Владимир (Колесников); нам известны имена других подвижников обители, тружеников на издательском поприще, монастырских духовных писателей. Огромное количество документов XIX века, — времени расцвета обители, — сейчас уже исследовано, издано, сделано достоянием православного народа, изучение их и ныне ведется. А тогда, в 1990-м и 1991 году, увиденное, прочитанное воспринималось буквально как откровение, вызывало удивление, желание как можно больше узнать о жизни и подвигах наших отцов. Отец Иннокентий говорил мне тогда: «Мы занимались древними рукописями, до этих у нас не дошли руки. Частично занимались и XIX веком, рукописями святителя Феофана, святителя Николая (Касаткина), но там просто непочатый край». И все же некоторые сведения по другим интересовавшим меня документам, которыми отец Иннокентий обладал, он мне, уже позднее, успел сообщить и передать, кое-что я записал с его слов, и в дальнейшем этими наработками пользовался; есть у меня и некоторые фотоматериалы, доставшиеся от него.

Слайды, фотокопии, ксерокопии, прочие материалы, привезенные с Афона отцом Иннокентием, составили его «афонский» фонд. И вот история с ним.

Когда я был уже в Москве и нес послушание полномочного представителя Пантелеимонова монастыря и настоятеля Афонского подворья, у отца Иннокентия (речь идет в основном о событиях конца 1991-го и 1992 года) возникли трудности с помещениями для архива. Его лишили помещения в одной из башен Троице-Сергиевой лавры, где он хранил свой фонд, и отец Иннокентий стал очень безпокоиться о сохранности ценных материалов, которые пришлось вывозить.

В 1993 году, зимой, раздается звонок, и отец Иннокентий — он находился тогда в Новоспасском монастыре — мне говорит: «Ты можешь сейчас приехать в Новоспасский монастырь?» Я сразу отвечаю: «Хорошо». Сел на Афонском подворье в свой «Запорожец», минут через 15 был в Новоспасской обители. Отец Иннокентий с наместником отцом Алексием (Фроловым) сидят в зале, ждут меня. Отец Иннокентий говорит мне буквально следующее: «Я принял решение передать весь афонский архив тебе, под твой контроль и заботу. Передать на Афонское подворье. И это будет правильно, так как вы проводите определенную работу с рукописями, ведете исследования. Чтобы они успешнее проводились». Я, конечно, согласился и стал готовить помещение, чтобы все ценности принять.

Но этого события не произошло в связи с кончиной отца Иннокентия летом 1994 года.

Что передача не состоялась сразу, может, есть и наша, моя в частности, вина — недоставало помещений. Я потом, уже после кончины отца Иннокентия, пытался получить архив. Архимандрит Алексий (впоследствии архиепископ) был свидетелем нашего разговора и считал его завещанием отца Иннокентия, о чем он мне сам говорил. «И завещание это должно исполниться», —  добавлял наместник Новоспасского монастыря. Но письменно намерение отца Иннокентия зафиксировано не было, помощница покойного архимандрита почему-то среагировала ревностно… Получилось несогласие. Не произошло того, что должно было произойти, — передача афонского фонда мне, «под мой контроль и заботу», чего желал и архиепископ Алексий (Фролов), ныне тоже покойный. Завещание отца Иннокентия так и осталось неисполненным. Передали, кажется, в РГБ…

Может, и промыслительно, что желание отца Иннокентия не осуществилось. Воля Божия, что так произошло. Я потом часто перемещался с места на место, с послушания на послушание, — мог не сохранить эти ценности.

Вспоминаю, как, возвращаясь с Нового Афона, узнал о кончине отца Иннокентия. Именно в этот приезд в Москву намеревался принять от него архив… Въехал в Москву, и сразу кто-то сообщил, что умер архимандрит Иннокентий. Я огорчился как от сознания этой большой потери, так и от того, что оказалось незавершенным дело, которое отец Иннокентий мыслил завершить именно таким, желательным для него образом. А у нас к тому времени уже был определенный ресурс, образовался альманах «К Свету», мы трудились над афонскими и новоафонскими материалами. Безусловно, работа пошла бы много успешнее…

Могу сказать, что дело приснопамятного архимандрита Иннокентия нами — редакцией альманаха и издательского центра «К Свету» — было продолжено. В дальнейшем мы в какой-то степени следовали намеченным отцом Иннокентием планам. Наша работа им соответствовала.

О продолжении трудов архимандрита Иннокентия я говорил с самого начала моей деятельности в Издательстве Московской Патриархии, когда возглавил там отдел книжной редакции и мы активно работали над книгой «Великая стража: Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария», редактировали, верстали (книга выпущена Издательством Московской Патриархии в 2001 году по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия). Именно в это время в Издательстве состоялось важное событие — встречали Святейшего Патриарха Алексия, и Святейший между прочим задал вопрос: «А что планирует делать отец Петр?» Я встал и ответил, что работаем по афонской тематике, во многом уделяем ей внимание в продолжение трудов отца Иннокентия. Таков был мой ответ.

Наши «афонские» труды, действительно, всегда были очень тесно связаны с трудами на этом поприще отца Иннокентия, наш редакторский коллектив шел с ним в одном направлении. Отец Иннокентий шел впереди, перед нами, он «сеял», мы «вошли в его труд» (Ин. 4, 38). То, что нами было сделано на «афонском поприще», можно также считать последствиями и духовными плодами общения с отцом Иннокентием. В продолжение «афонских» трудов нами были изданы другие книги об отце Иерониме — жизнеописание, духовный образ старца, его аскетический опыт, практическое руководство, учение; об афонском ученике старца Иеронима монахе Клименте (Константине Леонтьеве), оставившем творческое наследие православного аскетического духа. Было написано множество статей, вошедших в сборники, подготовлено и зачитано на конференциях множество докладов.

Вспоминается еще такой эпизод. Как истинный зачинатель движения, сеятель, отец Иннокентий, возможно, первым из людей церковных, обратился к оцифровке архивных документов, рукописей для их хранения. Он, как архивист, предлагал свою, новую для того времени, методику ведения книжных работ — все приводить в электронный вид, оцифровывать, чтобы хранить «на дискете», как он говорил. В этом я с ним немного разошелся во взглядах.

Когда в Даниловом монастыре я занимался организацией издательского отдела, отец Иннокентий пытался сориентировать, как направить деятельность монастырского отдела в связи с тем материалом, который стал туда поступать от авторов, владельцев рукописей. Я не во всем с ним соглашался, был убежден, что эти интересные, душеполезные материалы, церковно-исторические документы нужно быстрее издавать, давать народу духовную пищу, а не только «набивать на дискету», как рекомендовал и убеждал отец Иннокентий. Безусловно, одно другому не противоречит, но я настаивал на неких приоритетах. Сейчас такой метод хранения и использования документов — в электронном виде — стал нормой, привычным, желательным. Как мы видим на примере нынешней работы Пантелеимонова монастыря со своими архивными фондами, это один из способов сохранить духовные ценности от пожаров, запустения, прочих катастроф и донести огромное количество полезных сведений до «пользователей». Так что и в этом вопросе отец Иннокентий пошел по такому пути одним из первых, показал путь нынешним деятелям.

 Игумен Петр (Пиголь)